Земфира о ЦСКА, Слуцком и Дзагоеве

Отрывок интервью из рождественского номера «СЭ»

— Вам везло в жизни с тренерами?

— Тренер у меня был лишь один — Юрий Николаевич Максимов. И он был крут. Полгода назад он умер . С преподавателями тоже везло – и раньше, и сейчас. Кстати нужно бы начать заниматься, скоро гастрольный тур.

— Хороший тренер в моем представлении — это всегда профессионально жесткий человек. Насколько в этом отношении уместны аналогии между спортом и музыкой?

— Абсолютно уместны. Я иногда злюсь на своего преподавателя за то, что она не воспринимает меня как автора, вообще не берет в расчет эту часть моей работы. Ее интересует только работа моих связок.

— Ну так вы же ходите к преподавателю не за авторской оценкой своего творчества, а именно за тем, чтобы связки работали безупречно?

— Да, но когда она распевает меня до «соль»второй октавы, а у меня нет в песнях «соль» второй октавы, я злюсь.

— Ваша любимая российская команда?

— ЦСКА.

— Попробую угадать: вам нравится Леонид Слуцкий?

— Да. Во-первых, я нахожу его талантливым тренером, а, во-вторых, мне нравится, что его рассуждения об игре можно слушать. Интеллигентный человек, хорошо владеющий русской речью. Кстати у Слуцкого с его приходом в российскую сборную все как-то заиграли и вполне неплохо — если разобрать игру по линиям. Может быть все дело в том, что Слуцкий лучше знает людей, чем знал их Фабио Капелло? Еще в ЦСКА мне нравится вратарь и защитная линия. Плюс – я нахожу разумной политику президента клуба Евгения Гинера. В Испании, как уже сказала, я болею за «Реал», в Англии – за «Челси». И за Рому.

— Абрамовича?

— Да. Начинала болеть исключительно из-за него, сейчас же у меня есть сразу несколько причин для симпатий: в «Челси» работает мой любимый тренер – Жозе Моуриньо, есть любимые игроки. Джон Терри, например. Во французском чемпионате я болею за ПСЖ, но за этот клуб болеть несложно: там есть Ибрагимович, Кавани. А из российских футболистов мне нравится Алан Дзагоев – он открытый и умный игрок, к тому же из команды, за которую я болею.

— Что самое неприятное для вокалиста?

— Кровоизлияние в связке. Оно может возникнуть не только от перегрузки, но и от одной неправильно рассчитанной ноты, от крика. Такая травма – это два месяца полного молчания. Вы даже не представляете себе, что это такое. Мы ведь говорим постоянно, не замечая этого – молчуны,болтуны. А тут тебе говорят заткнуться на два месяца. Совсем. Уже после первой недели чувствуешь себя, как монах. Я, помню, писала какие-то записки гаишникам: «Мне нельзя говорить», ходила с бумажками в магазины.

— Вспоминается рассказ Александра Яковлевича Гомельского о том, что одно из наиболее сильных потрясений в жизни он испытал на одном из матчей ЦСКА, где вы кинулись к нему знакомиться. При этом у вас была перевязана голова, сломана рука и выглядели вы как сбежавший из психбольницы персонаж фильма ужасов. Было такое?

— О, да. Но рука была в порядке . А повязку на голову мне наложили после операции на ухе. Конкретную такую повязку – как у Щорса. На тот матч меня, как бывшую баскетболистку, пригласил мой хороший приятель Шабтай Калманович – он несколько лет назад ушел из жизни. Понятно, что увидев Гомельского, я бросилась к нему – не могла упустить такую возможность. Все-таки в «баскетбольном» мире он был фигурой номер один.

— Я как-то разговаривала с Татьяной Тарасовой – сразу после того, как из жизни ушел ее отец, величайший хоккейный тренер Анатолий Тарасов, и она сказала, что возможно столь мучительные уходы — это просто плата за выдающийся прижизненный успех. Вы верите в то, что за успех всегда приходится расплачиваться?

— Верю. Вижу это даже по своей жизни. Мне с детства во всем везло. Знаете, как бывает: подходишь к светофору, он тут же переключается на зеленый, сдаешь экзамен – вытаскиваешь нужный билет… Все очень легко давалось. Вообще все. Включая успех в том, чем занимаюсь сейчас. При этом за последние шесть лет я потеряла всю свою семью. Сначала умер папа, потом трагически погиб брат, в марте не стало мамы, и я осталась абсолютно одна. При этом в свое время я совершенно осознанно приняла решение не заводить свою семью и не иметь детей.

— Это мешает искусству?

— Конечно. Ты либо принадлежишь публике, либо семье…